Жизнь ведь это только миг,
Только растворенье
Нас самих во всех других,
Как бы им даренье.
Жизнь ведь это только миг,
Только растворенье
Нас самих во всех других,
Как бы им даренье.
Так ночью, при свечах, взамен
Былой наивности, нехитрой,
Свой сон записывал Шопен
На черной выпилке пюпитра.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
При адском грохоте и треске
До слез Чайковский потрясал
Судьбой Паола и Франчески.
В стихи б внес дыхание роз,
Дыханье мяты,
Луга, осоку, сенокос,
Грозы раската
Так некогда Шопен вложил
Живое чудо
Фольварков, парков, рощ, могил
В свои этюды.
Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит
Достать пролетку. За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колес
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез
Звезда упала. На устах у всех
За нею вслед желанье просияло:
Что истекло и что нашло начало?
Кто провинился? Чей искуплен грех?
Р.Рильке
Пространство спит, влюбленное
в пространство,
И город грезит по уши в воде,
И море просьб, забывшихся и страстных,
Спросонья плещет неизвестно где.
Вдруг, как снег на голову, гул
Толпы, как залп, стегнул
Трехверстовой гранит
И откатился с плит
Ура – ударом в борт, в штурвал…
* * *
Я понял жизни цель и чту
Ту цель, как цель, и эта цель –
Признать, что мне невмоготу
Мириться с тем, что есть апрель,
Что дни – кузнечные мехи
И что растекся полосой
От ели к ели, от ольхи
К ольхе, железный и косой,
Сережек аметистовых
И шишек из сапфира
Нельзя и было выставить,
Из-под земли не вырыв.
Чтоб горы очаровывать
В лиловых мочках яра,
Их вынули из нового
Уральского футляра.
Есть в опыте больших поэтов
Черты естественности той,
Что невозможно, их изведав,
Не кончить полной немотой.
Все переменится вокруг,
Отстроится столица.
Детей разбуженных испуг
Во веки не простится.
Не сможет позабыться страх,
Изборождавший лица.
Сторицей должен будет враг
За это поплатиться.
Я под Москвою эту зиму,
Но в стужу, снег и буревал
Всегда, когда необходимо,
По делу в городе бывал.
Я выходил в такое время,
Когда на улице ни зги,
И рассыпал лесною темью
Свои скрипучие шаги.
Нас время балует победами,
И вещи каждую минуту
Все сказочнее и неведомей
В зеленом зареве салюта
Иначе думается, пишется,
И громкою октавой в хоре
Земной могучий голос слышится
Освобожденных территорий
«Она и есть Лара моего произведения, которое я в это время начал писать … Она – олицетворение жизнерадостности и самопожертвования…»
Б.Пастернак
Мело, мело по всей земле Во все пределы. Свеча горела на столе, Свеча горела. Как летом роем мошкара Летит на пламя, Слетались хлопья со двора К оконной раме. Метель лепила на стекле Кружки и стрелы. Свеча горела на столе, Свеча горела. На озаренный потолок Ложились тени, Скрещенья рук, скрещенья ног, Судьбы скрещенья. И падали два башмачка Со стуком на пол. И воск слезами с ночника На платье капал. И все терялось в снежной мгле, Седой и белой. Свеча горела на столе, Свеча горела. На свечку дуло из угла, И жар соблазна Вздымал, как ангел, два крыла Крестообразно. Мело весь месяц в феврале, И то и дело Свеча горела на столе, Свеча горела.
Волосов «Свеча горела»
Как будто бы железом, Обмокнутым в сурьму, Тебя вели нарезом По сердцу моему,
Я пропал, как зверь в загоне. Где-то люди, воля, свет, А за мною шум погони. Мне наружу ходу нет,
Темный лес и берег пруда,
Ели сваленной бревно.
Путь отрезан отовсюду,
Будь что будет, все равно.
Что же сделал я за пакость, Я, убийца и злодей? Я весь мир заставил плакать Над красой земли моей.
Но и так, почти у гроба,
Верю я, придет пора,
Силу подлости и злобы
Одолеет дух добра.
«И серебряный месяц ярко –
Над серебряным веком стал»
А.Ахматова
(«Поэма без героя»)
